RUS ENG

Translator

AzerbaijaniBasqueBelarusianBulgarianCatalanChinese (S)Chinese (T)CroatianCzechDanishDutchEnglishEstonianFilipinoFinnishFrenchGalicianGeorgianGermanGreekHaitian CreoleHebrewHindiHungarianIcelandicIndonesianIrishItalianJapaneseKoreanLatvianLithuanianMacedonianMalayMalteseNorwegianPersianPolishPortugueseRomanianRussianSerbianSlovakSlovenianSpanishSwahiliSwedishThaiTurkishUkrainianUrduVietnameseWelshYiddish

Индексирование журнала





Импакт-фактор российских научных журналов

№ 4 (23) 2016г.
Авдеев М.Ю.

Содержание и сущность права на неприкосновенность частной жизни в Российской Федерации

отозвана/retracted  25.09.2017 

Значение права на неприкосновенность част­ной жизни очень хорошо понимал А.С. Пушкин. «Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушива­ет, приводит меня в бешенство... Без политиче­ской свободы жить очень можно; без семействен­ной неприкосновенности невозможно: каторга не в пример лучше», - пишет Пушкин жене, узнав о том, что их переписка просматривается Третьим отделением. Пушкина приводила в бешенство мысль, что написанное жене «попалось поли­ции»; «без тайны нет семейственной жизни», - считал он [16].

При Николае I политическим контролем и политическим сыском занималось Третье отделе­ние собственной его императорского величества канцелярии, а с 1880 г. - Охранное отделение де­партамента полиции. Власти понимали, что это хоть и полезное занятие, но не требующее огла­ски. После убийства Александра II наследник престола особым указом разрешил министру внутренних дел «в целях высшей государственной охраны вскрывать корреспонденцию помимо по­рядка, установленного судебными уставами». При этом вновь назначенный министр внутренних дел при вступлении в должность вскрывал пакет, зна­комился с царским указом и тут же опечатывал своей печатью для дальнейшего хранения. Пер­люстрацией в России занимались 40-50 человек, им запрещалось просматривать письма импера­тора и министра внутренних дел.

В апреле 1918 г. В.И. Ленин отметил, что «со­циализм без почты, телеграфа, машин - пустей­шая фраза» [8]. Тогда же власти расширили по­литический сыск. Руководство всей работой по его организации сосредоточивалось в ЦК РКП(б). По утверждению Ю.И. Стецовского, в 1918 г. воз­никли три канала закрытой информации: пар­тийно-советский, военный и через чекистские

 

организации [17]. 22 июня 1918 г. по поруче­нию В.И. Ленина секретарь Совнаркома РСФСР Н. Горбунов предложил экономической секции Управления военного контроля, которая занима­лась перлюстрацией международной переписки, «энергично продолжать... деятельность и достав­лять соответствующие сведения секретными па­кетами на мое имя, а также завязать сношения с ВЧК».

Данные, привлекшие внимание цензора, на­правлялись в соответствующие отделы ОГПУ. Принимаемые меры маскировались формальны­ми предлогами. К концу 1920-х гг. была создана мощная конспиративная система тотального сбо­ра политической информации [4].

Конституция 1936 г. гласила: «Неприкосно­венность жилища граждан и тайна переписки охраняется законом». При этом подчеркива­лось: «Важнейшей принципиальной особенно­стью основных прав граждан СССР является их реальность, которая обеспечивается советским социалистическим общественным строем» [19]. В жизни же эта «реальность» означала полити­ческий контроль. Большое место в контроле над человеком отводилось деятельности по использо­ванию осведомителей. Многим предлагалось ку­пить свою жизнь или жизнь близких, приняв на себя функции тайных агентов. Большое значение придавалось информации, компрометирующей высших руководителей. В их кабинетах, кварти­рах и на дачах устанавливались подслушивающие устройства. Тайный сбор сведений для досье был обычной практикой и поддерживался членами политбюро [9, 10, 11].

После войны в СССР началась кампания по раскрытию псевдонимов, послужившая своеоб­разным запалом к вспышке национализма и са­моизоляции, которая угасла после смерти Ста­лина. Эта кампания также является примером последствий разглашения конфиденциальных сведений.

Тем не менее, в конечном итоге это вторже­ние в частную жизнь стало проблемой и для са­мих руководителей. В постановлении ЦК КПСС от 4 декабря 1952 г. «О положении в МГБ» пред­лагалось «решительно покончить с бесконтроль­ностью в деятельности органов Министерства госбезопасности и поставить их работу под систе­матический и постоянный контроль партии» [5].

В 1953 г. вину за нарушение пределов частной жизни взвалили на Л. Берию. В постановлении пленума «О преступных антипартийных и анти­государственных действиях Берии» указывалось, что Берия установил «порядок обязательных до­кладов его агентов о том, где бывают руководи­тели партии и правительства, с кем встречаются, были организованы прослушивание и запись их телефонных разговоров и т. д.» [5].

Впрочем, положение мало изменилось и в по­следующем. Так, в воспоминаниях Н.С. Хрущева говорится, что, когда в 1968 г. его вызвали в ЦК и потребовали рукопись воспоминаний, он выска­зал возмущение тем, что «. в нарушение Кон­ституции утыкали всю дачу подслушивающими устройствами. Сортир и тот не забыли.» [18].

Безусловно, власти не выпускали из поля зрения и рядовых граждан. Еще глава КГБ СССР В. Крючков в 1990 г. призывал всех честных граж­дан информировать органы о посягательствах на «социалистический государственный строй». Механизм осуществления прослушки и запи­си разговоров подробно описан в монографии Ю.И. Стецовского «Право на свободу и личную не­прикосновенность. Нормы и действительность», изданной в 2000 г. Официально же считалось, что «в СССР не может формироваться каких-либо до­сье (дел), содержащих информацию о личности и деятельности граждан, поскольку это противо­речит сущности демократических прав и свобод. Нельзя согласиться даже с мыслью о возможно­сти формирования государственными органами в СССР подобных фондов» [12].

Проблема была не только в существовании та­ких досье, делавших частную жизнь прозрачной. Гражданин не знал, заведено ли на него досье, а если и знал, то не мог ознакомиться с содержа­щейся в нем информацией. Не были доступны и нормативно-правовые акты, относившиеся к этой сфере [9, 10, 11].

Режим не оставлял места для автономии част­ной жизни и безопасности человека. Не было за­кона, регламентировавшего порядок проверки гражданином собранных о нем сведений. Были слабые попытки исключить из учетных докумен­тов пункты, не имеющие юридического значения: о национальности, членстве в КПСС, ВЛКСМ, со­циальном происхождении и т. д. Но власти рез­ко прекращали подобные дискуссии. Так, в июне 1955 г. ЦК КПСС постановил: «Запретить государ­ственным, общественным организациям вносить изменения или дополнения в утвержденные на­стоящим постановлением личный листок по уче­ту кадров и анкету».

Тем не менее, официально советские законы не предусматривали заполнение учетных доку­ментов и сбор характеристик. Закон не разрешал использовать фонозапись, электронику и т. д. для тайной слежки. Сталин и другие генсеки не реша­лись рассекретить эту практику в Конституции и законах [9, 10, 11].

При решении проблем оперативно-розыск­ной деятельности в ход шли ссылки на опыт США и других государств [7].

Приоритет личных интересов вызвал потреб­ность в развитии и стабильности института прав человека. В советское время и в правовой науке, и в правоприменительной практике, и в реальной жизни на проблемы отдельной личности чаще всего внимания не обращали. Юристы в научных трудах рассматривали правовое положение аб­страктной личности. Развитому же гражданско­му обществу присуще признание и защита прав и свобод конкретного человека в самых различ­ных сферах его жизнедеятельности. Особенность гражданского общества в том и состоит, чтобы работа всех его структурных элементов в той или иной мере была направлена на удовлетворение и защиту прав и интересов отдельного челове­ка [14]. Такой подход не является чем-то карди­нально новым для стран с так называемой персо­ноцентристской системой ценностей [13].

Конституция Российской Федерации значи­тельно шире и полнее, чем предыдущая Консти­туция РСФСР, отразила и закрепила различные аспекты права на информацию (ст. 29). Одновре­менно Конституция подтвердила право граждан на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и добро­го имени, тайну переписки, телефонных пере­говоров, почтовых, телеграфных и иных сообще­ний (ст. 23). Ограничение этого права допускается только на основании судебного решения. Сбор, хранение, использование и распространение ин­формации о частной жизни лица без его согласия не допускаются (ст. 24). Предписания Конститу­ции позволяют сделать вывод о приоритетности принципа неприкосновенности частной жизни по отношению к принципу, гарантирующему право на получение информации. Правда, охрана сферы частной жизни является для российского права сферой относительно новой [15].

Для России включение в Конституцию статьи, провозглашающей, что человек, его права и сво­боды являются высшей ценностью, стало огром­ным шагом вперед.

Р. Давид писал: «Пытаться ограничить юри­дическую науку пределами одного государства... это значит ограничить свои возможности позна­ния и деятельности» [1].

Западные исследователи права на приват­ность, когда они хотят описать те последствия, которыми грозит массовое нарушение неприкос­новенности частной сферы, обычно вспоминают Оруэлла и его «1984 год». Нам нет необходимости прибегать к литературным аллюзиям, поскольку у нас есть свой опыт реальной жизни в тотали­тарном государстве, более для нас убедительный, чем литературный источник, потому что это наш собственный опыт. Десятки людей, получивших срок за «антисоветскую агитацию и пропаганду» на основании одних лишь дневников, частных писем или высказываний в дружеском кругу. От­крытые голосования в поддержку или в осужде­ние человека, призванные засвидетельствовать его «преданность делу партии и правительства». Персональные дела, кончавшиеся увольнением с работы. Позорные медицинские справки о невоз­можности иметь детей, требовавшиеся для осво­бождения от «налога на холостяков». Не говорю уж о сплошной перлюстрации корреспонден­ции, поступающей из-за границы, и о постоян­ном страхе того, что твой телефон прослушива­ется. Все это - нарушения неприкосновенности частной жизни. При этом последняя советская конституция, Конституция 1977 г., содержала специальную норму о том, что «личная жизнь граждан, тайна переписки, телефонных перегово­ров и телеграфных сообщений охраняются зако­ном» [9, 10, 11].

Живя в обществе, где любое требование ду­ховной независимости подавлялось как посяга­тельство на основы государственного строя, и где человек постоянно испытывал ощущение, очень точно выраженное в одной из песен Галича: «Вот стою я перед вами, словно голенький», мы по­стоянно имели возможность убедиться в том, на­сколько тесно неприкосновенность частной жиз­ни связана с политической свободой.

Сейчас положение вещей изменилось. Но­вая Конституция уже не ограничивается рас­плывчатым указанием на то, что личная жизнь «охраняется законом», а четко закрепляет за че­ловеком «право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени» (статья 23). Эта форму­лировка означает, что человек сам может активно защищать свое право, независимо от того, охра­няется оно или нет каким-то опосредующим зако­ном [2, 3, 6].

 

 

 

 

НОВОСТИ

Группа ВКонтакте

 

Лицензия Creative Commons
Это произведение доступно по лицензии Creative Commons «Attribution» («Атрибуция») 4.0 Всемирная.