Основной закон Российской Федерации закрепил за человеком и гражданином естественные права на жилище и выбор мест(-а) пребывания и жительства.

Каждый осуществляет по своему усмотрению и в своих интересах принадлежащие ему жилищные права (ч. 2 ст. 1 Жилищного кодекса Российской Федерации), что отвечает фундаментальным принципам гражданского законодательства. Право на жилище обеспечивается, кроме прочего, предоставлением жилых помещений органами местного самоуправления по договорам социального найма (пункт 3 ст. 2 ЖК РФ).

Чтобы лишить кого бы то ни было этих законодательных гарантий, с которыми неразрывно связаны иные имущественные и неимущественные права, нужны более чем веские основания. Тем не менее, как показывает практика, существует прецедентный набор незамысловатых приемов и аргументов по отстранению нанимателя от благ оседлого образа жизни.

С-ский районный суд г. Москвы постановил признать гражданина Н. утратившим право пользования жилым помещением и одновременно расторгнуть с ним договор социального найма со снятием с регистрационного учета. Без предоставления другого жилья, разумеется.

Иск «о выселении» предъявила дочь от предыдущего брака бывшей жены ответчика. Исковое требование и судебное решение фактически обусловлены тем, что, по словам истицы, ответчик собрал все свои вещи (одежду, инструменты) и сказал соседке: «Мне есть, где жить, а они пусть делают, что хотят», 9 лет не проживает по месту регистрации, а также не оплачивает жилье и коммунальные услуги. Вообще-то этот антураж, бытовые обстоятельства оставления и эксплуатации (содержания) жилого помещения не свидетельствуют о добровольности выезда и не выражают намерения расторгнуть договор найма жилья. Никакие ритуальные фразы и поступки не влекут изменения правового статуса лица по его усмотрению, если не формализованы как непосредственно направленные на определенные юридические последствия.

По крайней мере, не соседям на этот случай адресуют подобные слова и не в такой форме. Не следует ловить в них скрытый намек и выдавать за истинные желания и устремления человека, которые суду якобы остается всего лишь констатировать.

Применив аналогию закона, обнаружим императивные механизмы защиты устойчивости общественных отношений в частноправовом обороте. В соответствии с пунктом 2 ст. 250 ГК РФ отчуждение доли в праве общей собственности на общее имущество без превентивного предложения всем сособственникам приобрести ее запрещено. И только если они останутся безучастными к этой оферте в течение известного срока, можно считать их отказавшимися от права (преимущественного приобретения права в праве). Несомненно, в сфере жилищных взаимоотношений диспозитивное прекращение прав тоже должно происходить через выявление выбора субъекта.

Суд не заинтересовался хотя бы целью и актуальными житейскими предпосылками «свободного передвижения» ответчика. Это позволило необоснованно говорить об отсутствии доказательств о чинимых ответчику препятствиях в пользовании жилой площадью. Такие доказательства и не могли быть получены в его отсутствие, в процессе одностороннего разбирательства, о котором ему не было известно по независящим от него обстоятельствам.

В судебном производстве не было обеспечено соблюдение ст. 12 ГПК РФ, устанавливающей принципы состязательности и равноправия сторон в гражданском судопроизводстве, независимости, объективности и беспристрастности суда, всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств дела.

Имеются признаки тенденциозного, в пользу стороны истца, рассмотрения гражданского дела. В частности, повестка ответчику о явке в судебное заседание была направлена по «последнему известному месту жительства», где проживают бывшая супруга с членами семьи, включая истца. В такой ситуации высок риск намеренного сокрытия от ответчика противной стороной, заинтересованной в исходе дела, факта его вызова в суд. Доказательством тому служит заведомая недостоверность искового заявления, будто место его жительства «в настоящий момент неизвестно».

Вместе с тем, стороны поддерживают взаимоотношения, общаются по мобильным и стационарным телефонам. Последний разговор состоялся, как подтверждает детализация телефонных коммутаций, после завершения судебного процесса (без его упоминания). Ранее встречались систематически. Истец длительное время предлагала ответчику отказаться за вознаграждение от регистрации по указанному адресу в пользу ее супруга.

Тем не менее, за все время после вынужденного выбытия ответчика с места регистрации бывшая жена только однажды передала полученное на его имя письмо.

Среди оставленного ответчиком имущества находился диплом об окончании среднего специального учебного заведения. Вскоре после разъезда супругов этот документ потребовался ему для оформления трудовых отношений по совместительству. Безрезультатные поиски с посещением места жительства побудили ответчика обратиться в органы милиции через участкового инспектора по факту хищения. В том же году поступил ответ о невозможности установления виновного лица (архивные материалы из ОВД С-ский и дубликат документа – источники доказательств в этой части.) Бывшая жена передала это извещение гражданской супруге ответчика, о чем предварительно договорилась с ней, позвонив на домашний телефон.

Прочая корреспонденция никогда не передавалась по назначению, несмотря на наличие у стороны истца возможности передавать: известно место пребывания ответчика и доступны средства связи. Ему даже не сообщали о поступлении писем, хотя он просил бывшую жену и ее дочь информировать о них.

Например, ни одно извещение из пенсионного фонда о состоянии индивидуального лицевого счета не вручено, хотя территориальное управление ПФР по г. Москве и Московской области ежегодно отправляло их по месту регистрации (письменное подтверждение отправки представлено в апелляционную коллегию).

Притом суд первой инстанции не устанавливал, как видно из протокола заседания, доставлена ли повестка ответчику, кем из проживающих там она получена, сообщено ли адресату о ней, имелась ли возможность сообщить об этом или передать ему повестку. Он не воспользовался и ст. 50 ГПК РФ о назначении адвоката в качестве представителя на случай отсутствия такового у ответчика, место жительства которого неизвестно, то есть либо отгородился от его участия в деле, хотя и не счел Н. безвестно скитающимся, либо прямо нарушил процессуальное законодательство.

Не получил ответчик и копию решения суда в порядке статьи 214 ГПК РФ как не присутствовавший в судебном заседании участник дела. Если суд выслал ее по месту регистрации, она также могла быть скрыта семьей истца, мотивированной в рассмотрении дела без ответчика и в воспрепятствовании обжалованию им судебного решения. Это позволяло им рассчитывать на создание условий для регистрационного учета иного лица. Материалами дела благодаря свидетелям установлено, что в спорной квартире проживает муж истца, расчетливо не упомянутый в исковом заявлении, тогда как их общий малолетний ребенок – третье лицо.

О судебном решении ответчику стало известно только через 9 месяцев, когда он обратил внимание на существенное уменьшение обычной выплаты при получении пенсии с карт-счета. Отделение Пенсионного фонда, куда он немедленно обратился, не располагало информацией на этот счет. Через несколько дней в Управлении социальной защиты населения С-ского района, ссылаясь на утрату им статуса москвича, исходя из судебного акта, рекомендовали уточнять вопрос в районном паспортном столе, где ему выдали справку о снятии с регистрационного учета. Затем в ходе личного приема начальник отделения УФМС, сверившись с компьютерной базой данных, подтвердил наличие судебного решения, копию которого ответчик самостоятельно и впервые получил в тот же день в районном суде. Попутно впервые получена официальная справка УСЗН о прекращении социальной доплаты к пенсии в связи со снятием с регистрационного учета.

Исходя из вышеизложенного и руководствуясь статьей 112 ГПК РФ, ответчик просил признать уважительной причину пропуска срока на апелляционное обжалование судебного постановления и восстановить этот срок.

По существу дела он сослался на несоответствие действительности довода истца и вывода суда о добровольности оставления жилого помещения.

Наоборот, он своей волей, сознательно состоит на регистрационном учете, как уместно отмечено истцом в материалах дела; не переадресовал почтовую корреспонденцию. Пользовался в 2008 году медицинскими услугами городской поликлиники № 157, к которой прикреплен по месту жительства. В других территориальных медицинских учреждениях не состоит на амбулаторном учете. Также Н. не предоставил истцу отказа от регистрации по месту жительства, сохраняя за собой право пользования жилищем, открыто проявляет в отношении жилья законный интерес, в том числе оспаривая судебный акт. Какие-либо способы реализации субъективного права ему недоступны по независящим от него обстоятельствам.

В обжалуемом решении указано, что постановлением Пленума ВС РФ от 02.07.2009 № 14 «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при применении Жилищного кодекса Российской Федерации» (пункт 32) разъяснена необходимость выяснения судом причины отсутствия ответчика в жилом помещении, в том числе на предмет вынужденного характера выезда вследствие конфликтных отношений в семье.

Суд пренебрег этой необходимостью и не установил причину, повод и обстоятельства выезда ответчика, не исследовал вопрос о наличии у него возможности вернуться для проживания по месту регистрации (независимо от реализации намерений), в том числе не получил объяснений по этому вопросу хотя бы от третьего лица – бывшей жены.

По месту жительства мужа в г. Москве она переехала в 1995 году. Зарегистрированный брак продлился с 1994 по 2006 г. Супружеские отношения не были устойчивыми. Ответчик длительное время работал механиком рефрижераторного поезда. В течение года находился в разъездах суммарно до шести месяцев. Согласно подпункту 3.1.6 Инструкции «Групповой рефрижераторный подвижной состав железных дорог СССР» (утв. замминистра путей сообщения 19.04.1982) срок одной командировки в составе бригады, обслуживающей подвижной состав, составлял до 45 суток подряд.

После поездок Н. предоставлялись выходные с отгулами на период более месяца. В это время он часто становился очевидцем ссор между супругой и дочерью, что создавало тяжелую морально-психологическую обстановку в доме. У ответчика также возникали разногласия с дочерью супруги – истцом. Имелись другие негативные обстоятельства, о которых сказано в апелляционной жалобе. Не по всем из них есть объективные данные, но они могут быть подтверждены бывшей супругой ответчика и / или косвенно презюмированы из других доказанных обстоятельств.

Возможно, на этом эмоциональном фоне у ответчика возникли симпатии к сослуживице, с которой стал поддерживать личные отношения. В 2003 году об этом узнала жена и в результате конфликта запретила Н. ночевать в жилой комнате, вследствие чего тот вынужден был спать на кухне. При этом он психологически испытывал дискомфорт, угнетенное состояние, чувство стыда. Соседи высказывали явное неодобрение в связи с его пребыванием в месте общего пользования.

Он предлагал супруге примириться, однако взаимности не встретил, поэтому переехал в жилое помещение, занимаемое духовно близкой ему женщиной, с ее согласия. Не регистрировался на правах временного жильца по месту пребывания, при этом суд неправомерно называет это место «постоянным местом жительства», никак не обосновывая этот вывод нормами права, смешивая понятия «место пребывания» и «место жительства». Юридический факт места жительства гражданина не установлен.

Более того, по мнению суда, прекращение договора социального найма обусловлено переездом «кого-либо из его участников на другое место жительства» и односторонним отказом от исполнения договора.

Ни один из двух факторов не является действующим в отношении ответчика. Вывоз инструментов и одежды из жилого помещения, какими бы словами он ни сопровождался, а также пребывание вне места постоянной регистрации, независимо от срока, не влекут в соответствии с законодательством самопроизвольного возникновения у него другого места жительства (не пребывания).

Правовая доктрина исходит из того, что наниматель расторгает договор найма, когда отпадает потребность в данном жилом помещении[1]. Никто не вправе решать вместо гражданина, утратил ли он интерес к своему жилью.

Подчеркнем еще одним аналогом закона значимость юридического самовыражения носителя прав. Согласно ст. 236 ГК РФ собственник может отказаться от права собственности, объявив об этом либо совершив другие действия, определенно свидетельствующие об устранении от владения,

пользования и распоряжения имуществом без намерения сохранить какие-либо права на него.

Н. не помнит, что говорил 10 лет назад, когда супруга фактически выселяла его на почве ревности. Очевидно, он находился в состоянии волнения и тревоги. Однако ретрансляция истцом слов неизвестного лица (какой-то соседки) «…пусть делают, что хотят», якобы произнесенных ответчиком при выезде из квартиры, не может служить подтверждением безразличия к жилому помещению, тем более, юридическим основанием («предусмотренным законом или иными правовыми актами») принудительного лишения нанимателя его права.

Статья 83 ЖК РФ требует прямого волеизъявления участников договора социального найма для его расторжения, а именно соглашения сторон (часть 1), или обращения нанимателя жилого помещения за расторжением договора, обязательно с письменного согласия проживающих совместно с ним членов семьи (часть 2), либо выезда нанимателя и членов его семьи в другое место жительства (часть 3, на которую ссылается суд).

В последнем случае предполагается совместный выезд жильцов, чего также не установлено по делу. Индивидуальный отказ нанимателя от договора найма повлек бы неблагоприятные последствия для совместно проживающих с ним лиц; был бы недействительным без их согласия и, при таких обстоятельствах, мог быть ими оспорен.

Наоборот, Н. периодически до расторжения брака обращался к жене с предложением совместного проживания. Отказываясь восстанавливать отношения, она длительное время не соглашалась и на расторжение брака, полагая необходимым ехать для этого по месту его регистрации в г. Советск Калининградской области, однако затем потребовала от ответчика забрать вещи повседневного личного пользования, которые собрала в две сумки и оставила в общем коридоре коммунальной квартиры, препятствуя его доступу в жилую комнату.

В дальнейшем занимающие комнату лица категорически противодействовали попыткам ответчика попасть в квартиру. Заменены дверные замки по усмотрению стороны истца, ключи Н. не выданы; ключи от прежних замков находятся у него. В то же время там до сих пор находится часть принадлежащих ответчику вещей. За некоторыми он периодически возвращался (включая упомянутый диплом, лыжи). Оставлены телевизоры JVC 14 и Sony 29, холодильник Indesit, корпусная мебель «Стелла», стол обеденный. Истечение срока исковой давности, как известно, не лишает собственника права на обращение в суд с иском о разделе относящегося к совместной собственности имущества (либо виндикационного требования относительно нажитого до брака). Соответственно, вещные права за ним также сохраняются. А применение срока давности по заявлению другой стороны граничит с признанием факта оставления имущества.

Кроме того, до расторжения брака и впоследствии некоторое время Н. предлагал экс-супруге определить порядок несения расходов по найму жилья. Если в дальнейшем он на себя принимал бы эти расходы, тогда как от них были бы освобождены проживающие там (включая мужа истца), это не влекло бы отказа последних от проживания в жилом помещении.

Наравне с этим факт распределения платежей между членами семьи истца по оплате занимаемого жилого помещения и потребляемых ими же коммунальных ресурсов не означает отказа Н. от права пользования этой квартирой.

Согласно части 4 ст. 69 ЖК РФ, с учетом пункта 30 постановления Пленума ВС РФ № 14, бывший член семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма, продолжающий проживать в нем, вправе потребовать от наймодателя и нанимателя заключения с ним отдельного соглашения, определяющего порядок и размер его участия в расходах по внесению платы за наем и коммунальные услуги.

При этом бывшая жена или истец не предъявляли ответчику судебного требования по поводу недостижения такого соглашения, а также не ставили перед ним вопрос о внесении средств для частичного возмещения общих расходов. В силу этого их действия подпадают под главу 50 ГК РФ, которая регулирует действия в чужом интересе без поручения в порядке исполнения обязательства другого лица или в его иных непротивоправных интересах (ст. 980). Наниматель выражал согласие на эти действия в разговорах с бывшей женой и истцом и готов компенсировать часть их расходов.

Однако следует выяснить, вносит ли муж истца денежные средства на оплату жилья и коммунальных услуг за себя или считает, что эти расходы за него обязан нести наниматель. Причем последний не давал согласия на вселение, ввиду чего оно может рассматриваться как незаконное (пункт 28 постановления Пленума ВС РФ № 14).

Эти обстоятельства имеют важное сравнительно-правовое значение для дела в качестве иллюстрации, как и замена дверных замков, отстранение ответчика от реализации прав. А именно: если бы к нему обратились за согласием на вселение, была бы дополнительная демонстрация его правомочий нанимателя.

Также предвзято суд исследовал в качестве доказательств отказа нанимателя от права на жилище неконкретные и односложные, предельно лаконичные и явно сомнительные свидетельские показания.

Свидетель Ш. сообщила на вопрос о посещении ею стороны истца по месту проживания: «Прихожу, бывает». Значит, эти визиты разовые, возможно, с промежутками в несколько месяцев. При этом в комнате площадью 11,2 кв. м, где проживают 4 человека, случайный посетитель, изредка заглядывающий в это помещение, замечает отсутствие вещей именно ответчика, принадлежащих только ему. Суд не интересуется, откуда свидетелю известно, не хранятся ли они упакованными, какие из имеющихся предметов могут принадлежать ответчику, а какие – мужу истца.

Аналогичные показания дала свидетель К., с той лишь разницей, что по каким-то неясным признакам она разграничивает принадлежность мужских вещей ответчику и супругу истца. Относительно наличия в комнате и местах общего пользования имущества, владение которым не зависит от пола собственника (предметы интерьера и домашнего обихода), этот свидетель тоже ничего не показала.

Существенно нарушены другие нормы материального и процессуального права. Без устранения этих нарушений невозможно восстановление и защита прав и законных интересов ответчика.

Так, суд указывает: «Сам факт регистрации Н. на спорной жилой площади по месту жительства не порождает у него права пользования данным жилым помещением». С другой стороны, надо заметить, собственно факт непроживания по месту постоянной регистрации не означает отказа от названного права пользования.

Игнорируя это соображение, суды культивируют административно-территориальную зависимость гражданина, ценз оседлости как детерминирующее условие осуществления жилищных прав в отношении индивидуально определенного жилья, пусть даже и принадлежащего ему на праве собственности, если незначительно утрировать.

В соответствии с частью 2 ст. 3 Закона «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации» гражданин обязан регистрироваться по месту пребывания. Однако оттого не прекращается договор социального найма жилья, притом, что в нем сохраняется имущество нанимателя, и существуют другие доказательства волеизъявления на сохранение договора.

Согласно абз. 2 пункта 3 Правил регистрации и снятия граждан Российской Федерации с регистрационного учета по месту пребывания и по месту жительства в пределах Российской Федерации (утв. постановлением Правительства РФ от 17.07.1995 № 713), местом жительства является место (почему-то не сразу названы жилой дом, гостиница-приют, квартира или служебное жилое помещение. – А.С.), где гражданин постоянно или преимущественно проживает в качестве собственника, по договору найма / поднайма, социального найма либо на иных предусмотренных законодательством основаниях (понятно, не из-за регистрационного учета).

То есть даже если бы Н. зарегистрировался по месту пребывания, оно не считалось бы местом жительства в отсутствие надлежащего основания для вселения. Согласие правообладателя на его проживание не является таковым юридическим фактом, порождающим права поднайма в рассматриваемом здесь контексте, притом, что Н. не стал-таки на регистрационный учет, и отсутствует документ, являющийся основанием временного вселения.

Следовательно, расторжение договора найма без предусмотренных законодательством оснований, де-факто схожее с принудительным выселением, в отсутствие признаков виновного противоправного поведения нанимателя, без свободного и явного волеизъявления, лишает его возможности реализации жилищных прав.

Суд настаивает: «Регистрация или отсутствие таковой не могут служить основанием или условием реализации прав и свобод граждан (статья 3 Закона)». Однако там же, в части 1 статьи, целью института регистрации провозглашено обеспечение необходимых условий для реализации гражданами их прав и свобод. То есть регистрация – одно из средств обеспечения прав, без которого (средства) они (права) ненадежны.

Кроме того, вопреки этому формально верному установлению суда в связи со снятием с регистрационного учета по месту жительства причинен вред имущественным правам Н., связанным с неимущественными, жилищными правоотношениями. А именно: прекращена выплата причитающейся ему как москвичу региональной социальной доплаты к пенсии, предусмотренной постановлением Правительства Москвы от 17.11.2009 № 1268-ПП с учетом постановления № 396-П от 08.08.2012.

Отсюда также подтверждается поражение ответчика в правах ввиду незаконного и необоснованного решения суда, исключившего зависимость реализации прав Н. от регистрации по месту жительства. В действительности объем прав не зависит от регистрационного учета только в мест пребывания. Главное различие между ними состоит в том, что с истечением срока временного проживания прекращается регистрация, впрочем, как и в обратном порядке. Но утрата прав на жилище не соподчинена с отсутствием вне места постоянного жительства независимо от продолжительности, как постановлено органом конституционного надзора[2].

Наконец, применительно к предмету рассмотрения в соответствии с частью 2 пункта 2 ст. 1 ГК РФ права могут быть ограничены на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо с целью защиты прав и законных интересов других лиц. По суду договор социального найма жилья может быть расторгнут в исковой форме защиты гражданских прав[3]. Между тем судом не установлено, каким законным интересам истца и чем вредило сохранение действия договора социального найма жилья с участием Н.

Можно было бы прибегнуть к особому мнению судьи КС РФ Ю.М. Данилова по упомянутому делу, трактующего свободное передвижение гражданина как злоупотребление жилищными правами. Будто бы от этого дискредитируется предназначение жилого помещения как места постоянного проживания (статья 7 ЖК РФ), нарушаются права и законные интересы других лиц, в первую очередь собственника жилого помещения, на которого возложен госконтроль над использованием и сохранностью жилого фонда (статья 27 ЖК РФ). Оставим на будущее дискуссионный вопрос о конкуренции между правовым режимом недвижимости и персональными свободами личности.

Для нас такой подход подчеркивает возникший пробел в договорно-правовых отношениях, поскольку некоторый период остается нерешенным вопрос о нанимателе спорной квартиры, каковая может считаться «бесхозяйной», а проживание в ней истца в отсутствие хотя бы соглашения о распределении с Н. коммунальных расходов – безосновательным, псевдооккупацией недвижимости.

Основным же итогом разбирательств стало нарушение права Н. на (неабстрактное) жилище и выбор мест пребывания и жительства, на обеспечение правосудием непосредственно действующих прав. Также он лишен гарантий судебной защиты гражданских прав (пункт 1 ст. 40, пункт 1 ст. 27, ст. 18 и пункт 1 ст. 46 Конституции Российской Федерации соответственно).

В связи с изложенным и на основании пункта 2 ст. 328 и ст. 330 ГПК РФ Н. считает судебное решение незаконным и необоснованным в силу пункта 1 ст. 330 ГПК РФ, так как судом неправильно установлены обстоятельства, имеющие значение для дела, неполно исследованы фактические обстоятельства спора, не применены и неправильно истолкованы правовые нормы, подлежащие применению, и просит отменить его полностью и принять по делу новое решение об отказе истцу в удовлетворении исковых требований.

Пристатейный библиографический список

1. Седугин П.И. Жилищное право. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Норма, 2003.

2. Ткаченко С.В., Кудряшов А.В., Ткаченко В.В. Договоры социального и коммерческого найма жилого помещения: Учеб. пособ. – Самара, 2008.