Дистанционный способ продажи товаров в привычном для современников понимании по­явился в имущественном обороте России от­носительно недавно. Его появление во многом обусловлено рецепцией торговой практики за­рубежных стран. Относительная новизна такого способа заключения договоров порождает во­просы как теоретического, так и практическо­го плана. Способы защиты прав потребителей, применяемые участниками договоров, заключен­ных дистанционными способами, также облада­ют спецификой. Так вот, на смену старым кассовым аппаратам пришла онлайн касса, с фискальным накопителем, которые самостоятельно передают данные в ФНС в онлайн режиме. Онлайн-кассы в 2018 году начали использоваться подавляющим большинством предпринимателей и организаций. Купить онлайн-кассу стало важным не только для соблюдения закона 54-ФЗ, но для автоматизации торговли и предоставления услуг.

В то же время говорить об отсутствии в России и других странах опыта правового регулирова­ния продажи товаров дистанционным способом было бы неверно. Торговая практика заключения договоров путем обмена письмами прочно сфор­мировалась уже в XIX в., а к его концу в развитых странах (к которым относилась и Россия) дистан­ционные сделки приобрели массовый характер и для потребителей: широко практиковалась про­дажа товаров по каталогам, газетным объявлени­ям, телефону и телеграфу.

Так, в 1913 г. каждый третий житель России регулярно приобретал товары по почте, на рынке дистанционной торговли работало свыше 300 ор­ганизаций. Помимо торговых домов, занимав­шихся дистанционной торговлей путем почтовой пересылки, значительное число предприятий предлагало такой вид дистанционной продажи, как курьерская доставка на дом. Жители больших городов могли заказать по телефону или по по­чте доставку любых товаров, как непродоволь­ственных, так и продовольственного назначения. Не менее интенсивно развивалась дистанционная торговля в зарубежных странах.

Распространение дистанционной продажи товаров вызвало активные дискуссии среди циви­листов. Прежде всего, правовую проблему пред­ставляло определение волеизъявления сторон. Доктринальные положения цивилистической на­уки содержат понимание гражданско-правового договора как осознанно согласованного волеизъ­явления лиц [6]. Такое восприятие сущности до­говора предполагало наличие в договоре встреч­ных совпадающих волеизъявлений участников.

В связи с этим ситуации, в которых заключение договора происходило посредством выражения волеизъявлений, отстоящих друг от друга во вре­мени и в пространстве, представляли определен­ные затруднения, как для ученых-цивилистов, так и для законодателей.

Одними из первых к данной проблематике обратился в 1871 г. немецкий ученый Карл Фри­дрих Альберт Кёппен в своем труде «Обязываю­щий договор при отсутствии сторон» [1]. По его мнению, содержание сделки состоит из направ­ленного акта (волеизъявления) и юридических ус­ловий, без которых невозможно совершить этот акт. Согласно данной концепции согласие сторон свидетельствует о наличии правовой связи между участниками имущественного оборота, но не под­тверждает факт заключения договора. Более того, договор, по мнению ученого, можно признать су­ществующим даже в отсутствие согласованного волеизъявления сторон.

Проблеме признания договора, заключенного между «отсутствующими», было посвящено до­статочно большое количество исследований [4]. Важно отметить, что их результаты были активно восприняты законодателем и включены в нормы правовых актов, регулирующих имущественные отношения. Многие из положений науки до насто­ящего времени содержатся в правовых актах стран Европы. К примеру, Г. Дернбург [2] сформулиро­вал положение, которое до настоящего времени содержится в нормах Германского гражданско­го уложения: «Волеизъявление, которое должно быть совершено в отношении другого лица и сде­лано в отсутствие последнего, становится действи­тельным с момента его получения адресатом. Во­леизъявление не становится действительным, если до его получения или одновременно с ним полу­чено заявление об отказе от него» [2].

Основная концепция существования теории воли заключается в том, что волеизъявление сто­роны является лишь формой выражения намере­ний, в отсутствие воли субъекта ее значение ни­чтожно. В противовес ей теория волеизъявления первостепенное значение отводит не намерениям субъекта, а тому, как это намерение воспринято контрагентом. Отметим, что, хотя и с некоторыми изменениями, именно теория волеизъявления со­ставляет основу законодательной практики боль­шинства стран Европы. Приоритет волеизъявле­ния лица над его волей привел к необходимости формализации поведения субъектов отношений с тем, чтобы юридически квалифицировать их поведение, порождающее конкретные правовые последствия - признание заключенного догово­ра. Исходя из такой необходимости, законода­тель сформулировал достаточно определенные требования к предложению лица, имеющему на­мерение заключить договор. Несоблюдение кри­териев, установленных законом, не превращает предложение лица в оферту и, соответственно, не создает правовых обязанностей.

В ранних исследованиях проблем заключения договоров рассматривались различные варианты признания договора заключенным. Так, Р. Ие- ринг указывал, что оферент может быть признан связанным обязанностью заключить договор с лицом, откликнувшимся на его предложение, в одном из следующих случаев: в моменты совер­шения (оформления) согласия; в момент направ­ления согласия лицу, выразившему намерение совершить договор; в момент получения (непо­средственного восприятия) согласия оферентом. Указанные позиции были восприняты неодно­значно, и законодательное закрепление полу­чила позиция, в соответствии с которой оферта создает обязанности заключить договор для лица, ее направившего, с момента получения ее контр­агентом. Акцептант же признавался связанным обязанностями с момента выражения намерения принять предложение на заключение договора, а не с момента получения акцепта оферентом.

Активные исследования момента признания договора заключенным не обошли вниманием и такой вид оферты, как публичная. В обобщенном виде результаты исследования сводятся к тому, что такое обезличенное предложение должно содержать в себе конкретные данные о предмете сделки. В противном случае правовые послед­ствия предложения отсутствуют. В частности, выдвигался тезис о том, что предложение о про­даже, сделанное в отношении неопределенного круга лиц, особенно посредством прейскурантов, каталогов, проб или образцов, сформулирован­ное без подробной идентификации товара, его стоимости и количества, вовсе не является офер­той. Отсутствие конкретизации предмета догово­ра и других его условий лишает такое предложе­ние обязывающей силы.

Дальнейшее исследование российскими ци­вилистами проблемы заключения договора в целом и договора между отсутствующими в част­ности стимулировало отход от догматического восприятия связывающей силы оферты в отноше­ниях участников имущественного оборота. Так, А.А. Евецкий указывал, что доктринальные прин­ципы уже не в состоянии адекватно регулировать перманентно усложняющиеся имущественные от­ношения. По его мнению, примитивная рецепция принципов римского частного права не способна удовлетворить потребности правового регулиро­вания. Он считал, что имеется насущная потреб­ность разработки принципиально новых подхо­дов регулирования договорных отношений [3].

Однако последующее развитие правовой си­стемы России свидетельствует об игнорировании указанных рекомендаций. Основные институ­ты договорного права являлись результатом не­значительного изменения постулатов римского частного права, осуществленного в целях при­способления норм к национальным традициям российского общества. В аспекте исследования эволюции правового регулирования договорных обязательств в целом и специфики дистанцион­ной торговли интересными представляются раз­работанные П.П. Цитовичем принципы, которые фактически уравнивали процедуру заключения договора отсутствующими субъектами с догово­рами, заключаемыми лицами по результатам не­посредственного восприятия ими согласованных волеизъявлений. Относительно же возможности понимания такого способа заключения договора как выставления товара в местах продажи в ка­честве публичной офёрты его позиция была ка­тегорично отрицательной. Такое поведение, по мнению ученого, следует воспринимать как уве­домление о наличии определенных товаров, сход­ных по стоимости с представленными [9].

Значительный вклад в исследование проблем заключения договоров дистанционным способом внес В. Катков. Он, в частности, настаивал на том, что анализ правовых норм и изучение практики заключения договоров подтверждают легальность дистанционных договоров. Более того, ученый настаивал на необходимости оценки договора, заключаемого посредством телефонных перего­воров, в качестве договора, заключаемого между присутствующими. [5]. Разумеется, существовали противники такого восприятия применения тех­нических средств при заключении договоров. Ос­новным тезисом, выдвигаемым оппонентами, яв­лялась невозможность сторонами визуализации друг друга, что не исключает заблуждения относи­тельно личности. Кроме того, применение лица­ми технических средств в процессе согласования условий договора может повлиять на ошибочное восприятие доводов контрагента. Правовое регу­лирование отношений дистанционной торговли в достаточной степени отвечает требованиям совре­менного правового регулирования, однако требу­ет дальнейшего совершенствования и развития. В этой связи представляется необходимым изуче­ние ранних концепций договорного права.